Усыновление детей постепенно перестает быть запретной темой, и все больше людей выбирают для себя этот путь. Как найти «своего» ребенка? Что самое сложное в нынешней процедуре усыновления и с чем могут столкнуться родители, уже взяв малыша домой? Об этом мы поговорили с молодой мамой и профессиональным психологом. Знакомьтесь: Елизавета Блинова и ее сын Герман. Первый год своей жизни Гера провел в Доме ребенка, и скоро уже год, как он живет в семье — с мамой, бабушкой и дедушкой.
— Лиза, как ваша семья, близкие, друзья отнеслись к решению усыновить ребенка?
— Родители поначалу восприняли это известие настороженно. Папа и мама опасались, что одна я не потяну, считали, что нужно иметь крепкое мужское плечо рядом, чтобы на него опираться. Пытались вразумить меня… Но постепенно с этой мыслью свыклись.
У меня есть два младших брата, у каждого своя семья, дети. Братья мне сказали: «Лизка, это твоя жизнь, тебе решать. Мы рядом, если что — всегда звони». А сотрудники в детском саду, где я работаю психологом, всецело меня поддержали (они часто мне говорили: «Давай, заводи уже своих детей, будешь хорошей мамой».)
У меня и правда к детям — самые трепетные чувства. Детей мне хотелось всегда. Но до того, чтобы все это произошло обычным порядком — муж, семья, ребенок, — не доходили как-то события. Я не склонна «делать как у людей» просто потому, что так принято, вопреки своим внутренним ощущениям. И постепенно пришла к осознанию того, что можно пойти другим путем. Все не очень в этой жизни каменно — всегда можно зайти с другого входа.
Сладкая жизнь дома
Нашла я своего Герочку. Ездила к нему, родителям своим фотографии показывала, потом маму в Дом ребенка отвезла, познакомила… Мои папа и мама начали принимать этот факт: есть конкретный ребенок, и этот ребенок будет у нас жить.
И вот приехал к нам наш мальчик. Бабушка сразу растаяла. Дедушка немножко посопротивлялся, потом тоже сдался. В общем, родители мои в это дело втянулись. Мальчишка у нас необыкновенный. Просто фантастически классный парень.
— Он всегда был Германом?
— Да, с этим именем он ждал меня в Доме ребенка. Я сначала думала, что придется на что-то более созвучное для меня поменять, а потом прочитала значение… Значение у имени потрясающее — с латинского переводится как родной, единокровный. Ну как же такое поменять?! Потом оно человеку уже принадлежит, дано ему судьбой. И он Германом остался. Мне когда его показали в опеке, я подумала: какое имя! Теперь я очень рада, что он Герман, он очень подходит к этому имени, и столько можно всяких ласковых производных от него придумывать…
И вот появился у нас Герчик, чудесный малыш, и тут с мамой, то есть со мной, начинают происходить какие-то необъяснимые вещи… Ребенок симпатичный, без проблем со здоровьем, режимный, послушный — ну, просто идеальный. А я вдруг начинаю просто физически противиться тому, что порой он себя ведет не так, как я хочу!
Вот он, например, упрямится… В детском саду мои подопечные дети упрямились — и мне было все понятно, дети были как открытые книги передо мной. А тут свой собственный ребенок — и я как без рук, я не знаю, что делать, я не понимаю себя, мне в некоторые моменты трудно с собой совладать. Мне казалось, что с моим-то будет еще проще, а получается сложнее. Я столько всего знаю, у меня столько курсов за спиной, такой опыт — и все это бесполезно. И я веду себя…
— …как самая обыкновенная мама, у которой ребенок появился совсем недавно.
— Да. Только адаптация мамы и новорожденного друг к другу занимает месяц, два, три. А эта адаптация — наша с Герой — еще не закончилась, хотя он с нами живет уже больше полугода. Поэтому я сейчас очень сильно над собой работаю.
Душа детская — она такая тонкая… Ребенок, находясь в Доме ребенка, находится в состоянии сильнейшей депривации — то есть основные его базовые потребности (в безопасности, в любви, в принятии, признании, одобрении) не удовлетворяются. Нельзя хотеть то, что нельзя. Нет свободы в принятии решений. Здесь все решено заранее: когда надо кушать, когда спать, когда играть. А больше всего эти дети недополучают теплоты от общения и телесного контакта. Тут у них полный пробел. Вследствие этого такие дети, приходя в семью, боятся прикосновений маминых рук, они не готовы получать тепло и ласку, потому что не умеют это принимать.
И если сразу резко начать демонстрировать ребенку, что вот она мама, здесь — обнимать, целовать — для него это будет очередная травма. Необходима мягкость, постепенность, тактичность и аккуратность в налаживании контакта с новым членом семьи! А нам, родителям, увы, не всегда хватает чуткости и терпения соблюдать осторожность. Вот Герман совсем недавно начал сам, по своей воле, давать мне руку на улице. А так ходил сам по себе, мог на 2-3 метра впереди бежать — у него нету связи, нет чутья, что мама здесь. Эту связь необходимо создавать, растить и оберегать!
— Тогда получается, что и у многих родных детей нет этой связи со своими мамами?
— Я согласна. Но я максималист. Я хочу, как лучше. Я понимаю, как это важно: чтобы мы научились друг друга чувствовать на расстоянии не только два метра, но и когда мама выйдет на работу, или сын пойдет в садик или школу. Чтобы он чувствовал, что он нужен, что он мой, что он не один. Что он всегда теперь будет с мамой. Ведь у него же огромное, тотальное ощущение одиночества. В Доме ребенка все сами по себе, там не может возникнуть самого главного, что возникает в семье между ребенком и взрослым — здоровой привязанности.
Я очень рада, что, готовясь к усыновлению, ходила в Школу приемных родителей. Нам давали очень много полезной информации — но привязанности как таковой уделялось буквально несколько минут за занятие. А это жизненно-важная связь. Она формирует у детей, которые потом выходят во взрослую жизнь, самодостаточность, уверенность в своих силах. Они могут создавать крепкие надежные семьи, они независимы, они успешны — оттого, что в их жизни была мама. Оттого, что она дарила им тепло, заботу, нежность, любовь.
Но эту любовь надо суметь почувствовать. Это самое важное сейчас для меня и для Германа — создание нашей семьи. Да, юридически мы уже семья. А эмоционально — только идем друг к другу. Он необыкновенный парень, я безумно его люблю, но моей собственной любви мало, надо, чтобы эта любовь вышла за пределы меня, чтобы он в нее окунулся. Чувствовать самой недостаточно — хочу, чтобы и Гера почувствовал. И тогда я почувствую его любовь к себе. И вот тут произойдет второе чудо — у нас появится настоящая семья.
— Бытовая сторона жизни с маленьким ребенком оказалась проще?
— С этим вообще не было сложностей. Он такой классный парень. Он спит по часам, очень хорошо ест, практически уже ходит на горшок (сам пока не просится, но знает, в какие моменты его посадят), моет руки, понимает, что такое мусор. Вообще парень понятливый. Он столько всего уже делает!
Он в первый же месяц жизни дома достиг всех показателей нормы. Мы взяли его в августе, а через полтора месяца поехали на осмотр к неврологу. Так и так, ребенок усыновленный, скажите, как у нас с развитием? А в Доме ребенка мне на руки дали приличную выписку с рекомендациями — лекарства, массажи и прочее. Невролог Герочку посмотрела, сказала: «Ничего не надо, у него все в норме».
Ходить он научился чуть позже года, уже когда был дома. Сейчас, в неполные два года, говорит слогами и поет (в Доме ребенка вообще молчал). Узнает, как что называется, и пытается это воспроизвести, у него уже есть свои слова.
— С появлением Германа вам пришлось оставить работу? Как планируете справляться в дальнейшем?
— До полутора лет Германа я оформила декретный отпуск, он закончился 3 месяца назад. Все это время я получала 40% от своей официальной зарплаты. Плюс есть некоторые финансовые накопления — пока я могу позволить себе не работать.
Что касается денег — я не очень требовательный в этом смысле человек. Ребенок ни в чем не ограничен, на нем совершенно не приходится экономить, на себе, в общем, — тоже. Мы абсолютно не бедствуем, все есть. Еще я точно знаю, что деньги — не главное. Появятся у нас с ним новые потребности — появятся и возможности. Все, чем он будет интересоваться и увлекаться, мы сможем себе позволить. Я думаю, что все нам будет открываться, как открывалось до этого. А ездить на БМВ последней марки и отдыхать на элитных курортах я не планирую. Мы с ним как-нибудь без этого будем счастливы.
Летом Герману будет два года, и до этого времени я буду точно с ним сидеть. Ему сейчас важно, чтобы мама была рядом. Пока я даже отлучаться из дома стараюсь только тогда, когда он днем спит. Дальше буду действовать исходя из того, что у нас с ним будет происходить. С сентября, может быть, выйду на полставки обратно в сад, меня там ждут. Вообще я готовлю его и себя к тому, что в 3 года он пойдет в сад. Но к этому моменту он должен уже точно знать, что у него есть мама. Не только знать, но и чувствовать!
— Сложно было пройти процедуру усыновления?
— Наверное, кто-то другой на моем месте сказал бы, что сложности были везде. У меня же были небольшие трудности, интересные для меня. В поликлинике вдруг встали в позу и сказали, что медсправку они выдавать не будут, что теперь это делается централизованно. А я к тому моменту уже прошла всех специалистов, мне нужна была только подпись главврача. Я уже было отчаялась, подумала, что все прахом: тратить еще две недели на прохождение тех же специалистов в другом месте, ребенок ждет, надо документы в суд подавать… Просто сказала: «Сделайте, пожалуйста. Я не пойду в другое учреждение. Пожалуйста, не ломайте мне жизнь!» Ломать не стали.
Еще момент: у нас суд летом обычно в отпусках. Поэтому мы, в апреле познакомившись с Германом, в июне подали заявление в суд и только в конце августа забрали его домой. Просто все это делается у нас… не очень быстро. Хотя скажу честно: везде, куда я приходила какие-то документы получать, мне требуемое давали и делали это с улыбкой. Да, система у нас бюрократическая, но везде работают люди, и никто палки в колеса мне специально не вставлял.
Я искренне говорю спасибо каждому сотруднику, который со мной общался: всем врачам, всем специалистам в опеке. Я посетила много опек до той, в которой я Геру нашла, — чудесные везде люди.
— Не было препятствий из-за того, что ребенка усыновляет одна мама?
— Ну, по закону это возможно. Единственный вопрос на эту тему мне задали в Доме ребенка, где я нашла Геру. Их интересовало мое отношение к воспитанию ребенка одной. Почему одна, смогу ли я. Ни в одной опеке, ни в других Домах ребенка мне этих вопросов не задавали. А тут, видимо, почувствовали, что я его заберу.
Сейчас я иногда туда приезжаю — мне приятно общаться с этими людьми. Я чувствую, что и они ко мне относятся с уважением. Нет у них предвзятого отношения: одна, взяла ребенка…
С бабушкой и дедушкой
В свою очередь я очень искренне уважаю этих людей, потому что… такого парня мне подарили! Я благодарна этим людям, которые в течение года его воспитывали. Человека сохранили для мамы… Теперь осталось только дойти до него, достучаться до его сердечка.
А опеке, которая показала мне моего мальчика, я готова в ноги кланяться: такого чудесного — и отдать мне одной. Взяли и подарили. А могли бы и не показать его анкету.
— Поиски были долгими? Пришлось обойти много опек, потому что…
— Потому что я хотела своего мальчика найти. Я смотрела многих деток. Гера был не первый из тех, с кем я знакомилась. Я ездила в Тверь, в Орехово-Зуево, в Москве тоже было несколько опек…
Все детки чудесные. И если родители хотят взять ребенка — пусть идут, их там очень ждут. Везде, где я была, — везде были дети. Всем, кто хочет, хватит. Верю, что все они найдут своих родителей.
— Что это значит — найти своего ребенка?
— Когда я ходила в Школу приемных родителей, все, кто там преподавал (а большинство из них сами усыновители), говорили: не переживайте, вы возьмете своего человека, своего малыша, своего мальчика, свою девочку. Вы почувствуете сердцем. И я думала: конечно, я почувствую.
Пока я еще ходила в эту школу, я уже всякие сайты смотрела, деток искала — сейчас много всего вывешено. Но, как правило, тот, кто тебе нравится, обязательно уже понравился кому-то до тебя. И звоня по поводу этого ребенка, ты узнаешь, что либо его уже забрали, либо с ним знакомятся и т.п.
С дедушкой и сестрами
И еще до получения заключения из опеки, я, как мне казалось, нашла своего мальчика. Уже по ночам с ним разговаривала, называла его «мой сыночек», плакала, когда смотрела его видеопаспорт… Получив заключение опеки, сразу позвонила в Дом ребенка: хочу к вам приехать. «Вы знаете, с ним уже знакомятся, будут оформлять в семью», — ответили мне по телефону.
Как же так? Это же мой был мальчик! Он же меня ждал! А его теперь забирают? Неправда все, что нам говорили, даже своего ребенка можно потерять… Кошмар, жизнь несправедлива. Месяца два я не открывала никаких сайтов. Но потом взяла себя в руки: заключение опеки только год действительно, можно долго стенать, но потом-то ты опять будешь пороги обивать, собирать документы…
Кто-то рассказывал из врачей — пришла женщина, на ручки взяла малыша: «Все, не отдам, это мой. Я прямо почувствовала, что это мой». Я думала: я тоже так хочу — увидеть и понять, что это мой. Но «мой» появился, только когда он пополз по моему полу в квартире. А до этого 4 месяца, пока мы с Германом общались в Доме ребенка, я постоянно задавала себе вопрос: ты уверена, что это твой? И часто, когда его видела, думала: очень хороший мальчик, симпатичный, чудесный — но что ж я с тобой буду делать?
Поиск своего ребенка — это судьба. Кто-то мне подсказал свыше, что надо все-таки идти в суд и брать ребенка домой. И я благодарна судьбе и благодарна этому ощущению сверху. Сейчас я абсолютно не сомневаюсь, что все было сделано правильно.
Источник: 7ya.ru
